ИСТИНА

В изучении истории духовной культуры Карсавин руководствуется подходом раскрытия типичной для исследуемого периода личности, ее психических свойств, мотивов поведения и творчества. Выбор философских персонажей продиктован личностью самого автора, так выбор темы дипломного сочинения «Аполлинарий Сидоний как представитель общества падающей Римской империи и как исторический источник» определяется тем, что «литературные интересы – жизненный нерв Аполлинария Сидония» (Карсавин Л. П. Из истории духовной культуры падающей римской империи (Политические взгляды Сидония Аполлинария). СПб.: Сенатская типография, 1908. Извлечено из Журнала Министерства Народного Просвещения, за 1908 г. С. 8), что характерно и для Карсавина. Одновременно в душевной жизни Аполлинария Карсавин отмечает: «Напрасно было бы искать ... религиозной потребности, жгучих вопросов сознания. ... Сидоний, конечно, и в науке не искал ответа на запросы сознания» (там же). Далее Карсавин обращается к тем философским персонажам, которые восполняют отсутствие у Сидония значимых для Льва Платоновича характеристик, образуя их череду: от поэта поздней Римской империи к средневековому шуту Божьему Франциску Ассизскому, и – к философу-ученому эпохи Возрождения Джордано Бруно. В магистерской и докторской диссертациях Карсавин исследует средневековую религиозность ХII-ХIII столетий, показывает переход от эпохи Сидония к «жгучим вопросам» сознания, отражающим религиозную потребность людей, а вместе с тем – «образцово-типический» характер эпохи, выраженный в личности Франциска Ассизского, «исключительно религиозной натуры». Смирение вкупе с отказом от образованности характерны для Франциска, однако, не свойственны самому Карсавину. Ему гораздо ближе ученые братья, поэтому следующий философский персонаж Джордано Бруно, который не только не склонил смиренно голову пред Создателем, но утверждал возможность становиться «богом от умственного прикосновения к ... божественному объекту». Карсавину близок героический энтузиаст Бруно, «в страданиях своей мыслительной способности» зажигающий «свет разума» и идущий с ним «дальше обычного» (Бруно Д. О героическом энтузиазме. Киев: Новый Акрополь, 1996. С. 71-72). Одновременно философ улавливает в восторге Бруно то, как болезненно воспринимает он единство мира, личности и Бога: «тварное всеединство застилает Божественное, иногда как бы от него отрываясь» (там же. С. 72), что неизбежно ведет к деградации и разложению. Все персонажи оказываются в чем-то созвучны симфонической личности Карсавина – поэта, богослова-философа, шута Серебряного века. Последним реальным философским персонажем Льва Платоновича стал Алексей Степанович Хомяков, один «из гениальнейших русских людей», «духовный облик» которого определяется «цельностью». Выбор Хомякова позволяет опровергнуть ряд распространенных в исследовательской литературе положений, характеризующих личность и творчество Карсавина. Во- первых, его близость к католичеству, поскольку предыдущие персонажи католики, во-вторых, его близость к Вл. Соловьеву и софиологии. Анализируя богословские работы Хомякова, Карсавин называет догматику римско-католической Церкви «еретической». Он недвусмысленно обвиняет Соловьева в «высокомерии», в наивном самообожении и в желании «„развить“» и «„пополнить“» учение Церкви «новыми лже-догматами» «подозрительной „Софиологии“» (Карсавин Л. П. А. С. Хомяков // Карсавин Л. П. Малые сочинения. СПб.: Алетейя, 1994. С. 362). Личность Хомякова стоит за той линией карсавинских персонажей, которым присуща некоторая односторонность и в которую входит он сам, поскольку Карсавин всегда сомневался в себе. И только Хомяков – богослов, философ, поэт, ученый принимается Карсавиным целиком и безоговорочно. - См. презентацию: https://www.youtube.com/watch?v=1xVPaVHiMTM