ИСТИНА |
Войти в систему Регистрация |
|
ИСТИНА ИНХС РАН |
||
Дуальность логики и поэтики по отношению к мифу очень и очень важна для его изучения, ибо она фактически отражает два возможных к нему подхода: из-вне и изнутри. И диктует, соответственно, определённые требования к языку, формируя восприятие мифа и мира, обуславливая понятийность или образность как языка, так и мировосприятия в целом.Здесь кажется уместным вспомнить слова А.Гэтчета, приведённые в эпиграфе данной статьи: «Мы стремимся выражаться точно, индеец говорит картинно, мы классифицируем, он индивидуализирует». И если в языке индейцев и африканских племён такая образность достигается с помощью составления имени для каждого отдельного существа и действия, то в древнерусской мифологии и эпосе то же свойство отражается в долгом перечислении атрибутов и характеристик героя или места, с помощью множества прилагательных, соединяющихся с именем героя или места таким образом, что получается как бы одно длинное имя собственное, обрисовывающее героя красочно и весьма эмоционально.Именно такое описательное составление сложных имён позволяет чётко различать множественных божеств, относящихся, на первый взгляд исследователя, к "одному типу". Много сходных в общих чертах божеств носят различные имена и имеют различные атрибуты, а одно имя может вдруг менять значение, обретая другой атрибут и другие "сопутствующие" прилагательные, помещённое в другую "картинку", то есть создавая тем самым иное "понятие-образ", связанное с новым эмоциональным восприятием и требующее иного поведения. Но именно "частности", сопутствующие "основному" имени, и позволяют существовать этому имени наряду с множеством других имён и образов, часто подобных ему, в мифопоэтической картине мира. И именно они объясняют многообразие и символичность этих имён. И именно поэтому каждый раз возникает новый образ каждого героя и каждой ситуации и – в целом – новый образ мифа, но вовсе не возникает, да и не может возникнуть понятие мифа. Казалось бы, при таком противопоставлении понятия и образа, абстракции и индивидуализации, точного и «картинного» сведение их воедино невозможно. Однако же, мифопоэтика отвергает эту кажимость и порождает весьма странный на первый взгляд термин: «понятие-образ».Установка на особенное приводит к развитию конкретного мышления и сводит к минимуму возможность обобщения. Она же приводит к тому, что каждое конкретное воспринимается в соответствующем ему окружении, соответствующей ситуации, то есть столь же частной "картинке", сопровождаемой каждый раз определённой эмоцией и поведенческим императивом. Таким образом, конкретное в мифопоэтической картине мира необходимо выступает как символ, отсылающий к условиям его существования, и не может быть представлено "само по себе". Достигается такое соединение символического и конкретного и существование понятий-образов благодаря особому развитию памяти, «очень точной и весьма аффективной» и крайней грамматической сложностью языка. Так мифопоэтические образы оказываются каждый раз предельно конкретными – и в то же время всегда отсылающими к чему-то другому, «перекликающимися» друг с другом. Ибо каждый конкретный мифо-образ рождается из нюансов (оттенков, деталей, частностей), но, однако если выделяются и акцентируются нюансы, то, следовательно, подразумевается, что это нюансы чего-то общего и при том всем известного – настолько, что это общее не требует вовсе особого упоминания. Тем самым сохраняется всеобщность, универсальность и – с другой стороны, - изменчивость мифа и мифопоэтики.