ИСТИНА

1. Серебряный век как позднее Средневековье Вопреки распространенному мнению о том, что Серебряный век выражает религиозно-философское возрождение культуры в России, Лев Платонович Карсавин определяет эпоху Возрождения как вырождение единства религиозно-философского содержания. В представленной им картине позднего европейского Средневековья современники Карсавина узнают себя. Для создания такой картины он отказывается от генетического метода в истории и использует статический метод теоретизации истории и культуры, который не позволяет что-то возрождать. По мнению П. М. Бицилли, Карсавин относит, казалось бы, несводимые явления: «мистический аскетизм и „мироприятие“, саморастворение души в потустороннем Всеедином и демоническое самоутверждение личности» к единому психическому фонду. Сам Карсавин подчеркивает: «Тринадцатый век жаждал религиозно-моральных истин. Искали идеал праведной жизни, кидались то в аскезу, то в мистику, то в апостольство и подражание Христу. Искали истинную жизнь, истинную веру, истинную церковь» . Представителем всего фонда является методологическая величина «среднего религиозного человека» (модель типичного представителя). В таком среднем религиозном человеке Карсавина «читатель готов узнать себя…, а в XIII веке свой собственный» , – пишет коллега Карсавина О. А. Добиаш-Рождественская. 2. Идея Софии как религиозно-философский и литературный соблазн В Серебряном веке появляется еще одна двойственная составляющая религиозности – мировая душа, София. С идеей Софии привносится тема мужественности и женственности мира, а также склонность к смешиванию тварного с Божиим. Карсавин указывает на «христиан», рассуждающих о «женском начале» в Пресвятой Троице, выдвигающих «мужественность („творчество“) как присущую самому миру», тем самым только тщась «обожить себя» . «Подумай о всем космосе, как о самобытной Софии, как о „четвертой ипостаси“, – ты сразу же ощутишь посягающую на чистоту Божества темную греховную похоть…» Карсавин сам становится «жертвой» смешения тварного с Божиим, когда соблазняется создать метафизику любви и, вместе с любимой Е. Ч. Скржинской, сочинить «какую-нибудь очень глубокую и красивую теорию любви» . Но «угождая другу другу», влюбленные «не могут противостоять бездумным и грешным порывам» . Соединить метафизику и жизнь не удается, и свою работу о любви «Noctes Petropolitanae» Карсавин назовет «довольно-таки безвкусной». 3. Л. П. Карсавин между Homo humanus или человеком Флорентийской академии и Homo Dei или Симфонической личностью Определение ‚человек гуманный‘ дает все то же смешение тварного с Божиим и самообожение, «отрыв от Божества» у Бруно отмечает и Карсавин. Человек гуманный – это тавтология, не дающая возможности выйти за свои пределы. Для становления симфонической личностью необходимо не равенство двойственности человека человеческому, а прорыв к трансцендентному, многоединство, или всеединство. Карсавин в своем творчестве, последовательно объединяя различные философские персонажи: Аполлинария Сидония, Франциска Ассизского, Джордано Бруно, А. С. Хомякова, создает образ всеединой, цельной личности, – и сам проявляется как симфоническая личность во всеединстве.